«...То, что я очень хотел бы вам сейчас прочитать, нельзя произносить перед микрофоном, это – почти сплошная ругань. Одна женщина, видимо, не очень молодая, записала разговор другой, очень молодой.
Та говорила на улице по телефону с неким Денисом, которого бросила. Человек он не бедный и больше всего заботится о своих доходах, а ее страшно ревнует, хочет знать каждый ее шаг, из-за чего она его и бросила. Теперь он непрерывно ей звонит, а она посылает его подальше. Под конец, после энного его звонка, она объясняет ему почти обычными словами следующее.


Настоящая любовь – это когда двое вместе, но каждый остается самим собою, со своей отдельной жизнью, со своим пространством, куда нет доступа даже самому близкому человеку. Выложив ему это, она завершает разговор опять матом, на сей раз - трехэтажным. К чему я это? К тому, что нам труднее всего замечать самые крупные и наглядные перемены. Еще труднее – заметить и огорчиться не до смерти. Русская женская мудрость гласила: не угодишь телом – не угодишь и делом.


Легко ли сегодня встретить женщину, особенно юную, у которой эта мудрость не вызовет протеста? «Почему это я должна ему, козлу, угождать? Почему не он - мне, а лучше всего – взаимно?». На деревенской улице не встретить красну девицу, идущую, потупив взор, как требовалось когда-то. Ступает твердо, смотрит прямо перед собой, спокойно изучая встречных, готовая дать отпор и дряхлой ханже, и молодому гопнику.


Вот это она и есть, одна из подлинных скреп уже и настоящего, не говоря о будущем. Или вот такое заведение и занятие, как фитнес. Тоже, между прочим, скрепа. Ее можно увидеть в каждом райцентре, и не одну, уже и в ином селе. Назову эту скрепу женской, поскольку увлекающихся ею женщин больше, чем мужчин. Что мы тут видим, кроме повода для насмешек или благочестивого сокрушения? Мы видим людей, свободно располагающих своим досугом, а значит, и собой.
****


Читаю следующее: «Вы думали, я только по сочинским и крымским курортам могу ездить и бестолковых в интернетах гонять? А вот и нет. Между делом я тут назакатывала огурцов, помидоров, навялила слив и помидоров, сделала баклажаны в перце и перец с капустой, а ещё кабачковую и баклажанную икру, итальянский томатный соус и грузинскую аджику, сацебели, ассорти и разного варенья, от традиционных клубники-малины до орехового. На очереди лечо и инжировое варенье. И чипсы яблочные. В общем, игры рассолов, зима близко, делай как я, пока не поздно".


То, чем занимается эта женщина и миллионы ее соотечественниц в России, нельзя назвать натуральным хозяйством. Оно все-таки не обходится без гроша. «Игры рассолов» - замечательное обозначение, но оно несколько преждевременное. Во всяком случае, эти игры во многом обеспечивают существование людей, служат важным подспорьем, а кому-то и позволяют просто выживать, как встарь.


Соленье-варенье, домашнее консервирование, создание запасов – это культура бедности, богатой, между прочим, культуры. Культура бедности тоже может быть и серьезной, по-своему яркой, и развивающейся. Кому как не нам это знать. Да-да, и развивающейся! Кое-что из нее переходит и в культуру достатка, становится национальным увлечением, как то же вязание или изготовление всевозможных поделок.


Но что бросается в глаза? То, как легко люди отказываются от этой культуры. Хочется почти с грустью сказать: изменяют ей, предают ее, охотно уступая новизне, новоявленным соблазнам. Никто так свободно, легко не относится к любой культуре, как ее потребитель. А вот что касается ее творцов, то на такое отношение к ней способны только великие. О культуре же бедности, о ее природе, о ее особенностях, о ее пределах все сказано четырьмя словами: голь на выдумку хитра.
****

Следующее письмо: «Лежу на процедуре и слышу, как за занавеской знакомая медсестра с надрывом рассказывает подруге о болезни любимого – кота: как они вчетвером, всей семьёй, не спали, возили его к ветеринару – ночью. Потом о дочке-враче, которая третий год замужем за архитектором, но детей молодые не хотят - хотят "пожить для себя". И так горько мне стало».
****

Понять этого слушателя можно, я даже готов разделить с ним его горечь, но… Спросим себя: кому плохо от того, что молодая пара не спешит заводить детей? И кто сказал, что заводить детей – значит быть хорошим человеком и примерным гражданином? Это что, долг вроде старинного воинского? В мирное время… Дело чести, доблести и геройства? Было такое изречение Сталина: труд в СССР – дело чести, доблести и геройства. А тут, значит, и труд зачатия, как это именуется в писании? На каждом шагу встречаем людей, явно не самых лучших людей, которые заводят детей, не совсем зная, как и зачем. Или нет, не встречаем таких? Что такое горечь пожилого человека из-за того, что молодые, желая пожить для себя, не спешат заводить детей?


Это горечь седой старины. Почему когда-то рожали столько, сколько получалось. Большинство детей умирали. Жизненно важно было, чтобы сколько-то осталось – чтобы кто-то докормил тебя, старого, до гроба. Одинокой старости боялись. Заводили не детей, а будущих опекунов. Для чего заводили, уже давно забылось, а осталось бедумное убеждение, что иметь детей – обязательно. Старина в сознании многих людей бунтует против новизны. Вот что происходит в России. Это восстание возглавляет власть.

 
Два бунтовщика против новизны. Президент и патриарх. Президент с его генералами и патриарх с его попами. И видите, как все сложно, как спутано. Перед нами человек, который за демократию и за все хорошее западное. Но при этом ему не нравится, что молодые люди занимаются тем, что называется планированием семьи. В нем самом новое борется со старым. Он против восстания, которое возглавдяют президент и патриарх, и он же - один из участников этого восстания....»