Бывают дни, когда я вдруг охвачен безудержным желанием любить, без памяти любить, и всю на свете нежность в её обоих лицах целовать. 

Во что бы то ни стало, я, хочу любить того, кому я ненавистен, кто у ребёнка разорвал рисунок, того, кто плачет, если ты заплачишь, кто в гневе молча прикусил губу, тех, кто шагает, кашляет, потеет и кто вытряхивает ежедневно себя мне в душу... 

И вот, я ради этого хочу лишь ту, кого я слушаю, погладить нежно пряди; солдату - волосы поправить; нимб - герою; а скромному - величие его. Не знавшим слёз я дать хочу платок, а если мне от горя или счастья уж очень станет больно, я начну латать прорехи гениям и детям. 

Хочу помочь я доброму стать злее, спешу усесться справа от левши, немому дать ответ и, хромому - вымить ноги, ну а слепцу помочь уснуть навек. 

Любовь, такая личная, моя, и в то же время общая, земная, всемирная, всегдашняя любовь... Она ко мне приходит из глубин, из чресел общества и до корней волос желаньем полнит целовать певца в нашейный шарф, а грешника из пекла в его ожоги от сковороды, глухого - в вечный гул в его мозгу, и Пушкина, и Тютчева, что на плечах у них, тех, кто в моей груди былое будит. 

Ещё, хотел бы я, когда стою у кромки упоительной насилья или когда вся грудь - сплошное сердце, помочь улыбке превратиться в смех, злодею подпустить рассвета в душу, целить больных, купить у продавца и даже - страшно вымолвить, - помочь убить убийце... 

Ещё, хотел бы я добрее стать, всегда с самим с собой, во всём...

Да-да, господа и товарищи, как-то уж совсем незаметно для народных масс, пролетело ГРАНДИОЗНОЕ событие, а именно - Девяносто девятилетний канун Великой Октябрьской Революции (далее ВОР). И всвязи с чем, я вынужден поздравить всех революционеров и революционерок, а также им сочувствующих и соучаствующих в, прошедших, нынешних и само-собой разумеется будущих революциях и государственных переворотах, с этим, воистину Мировым, да что там уж говорить, общевселенским праздником.

ПОЗДРАВЛЯЮ!!!

Ибо, народ, не помнящий и не уважающий своего ВЕЛИКОГО прошлого, совершенно не имеет никакого мало-мальски приличного будущего...

И, вместо эпилога:

Два одессита беседуют за политику:  — Изя, а почему в Украине нет революции?  — Революция, Фима, это когда низы не хотят, а верхи не могут. А там верхи не хотят, а низы таки не могут.

Можно лишь догадываться, что сегодня происходит с людьми. И у кого только находятся все те ключи к их тайнам и переживаниям...

Разве имеем мы право предоставлять событиям развиваться своим чередом? Война всегда ожесточает всех. Но даже и в жестокости есть граница, которую нарушать ни в коем случае нельзя. Есть грань, переступив которую, уже не сможешь оставаться прежним человеком. Будешь машиной - бездушным механизмом для исполнения чужих команд. Для некоторых, кто боится себе в этом признаться, это настолько невыносимо, что они, разъедающую жгучую внутреннюю коррозию гасят хмельным. Для других, перейти эту моральную черту, нравственный рубеж, - не составляет никакого труда, они ведь уже просто настолько приспособились существовать в рамках чужих решений, что тем самым снимают с себя всякую ответственность за содеянное.  В жизни не бывает простых ситуаций, и не бывает простых решений; а на войне, как на войне: жертва - всегда по совместительству преступник и наоборот. А помощь нужна только невинным людям. И хуже ненависти только безразличие, но именно это, и есть та невысокая цена, когда жизнь уже не предоставит никому второго шанса.

ОЖИДАНИЯ: новая жизнь разбежалась весенним ручьём, новая жизнь разлилась по ларькам, по вокзалам

РЕАЛЬНіСТЬ: патріотично налаштовані, або приєднуйся до професіоналів

Главное для меня, это открытия; каждый день, я узнаю что-то новое...

Когда форма бумажного змея удовлетворяет неким необходимым параметрам, он поднимается вверх потоками тёплого воздуха, паря на волнах попутного ветра. Точно так же и человек, подхватывается вихрем внешнего намерения и уносится в просторные бескрайние поля пространства - соответствующие параметрам его мысленного излучения. Для целенаправленного движения в многообразии вариантов ему лишь необходимо ощутить этот ветер внешнего намерения так же ясно, как он ощущает движение воздуха или воды. В момент сильных глобальных потрясений, сопровождающиеся войнами и разрушениями, в мозгу людей, даже мысленно соучаствующих в этом, снимаются какие-то барьеры, и это облегчает возможность некоторым превратиться в реактивную ракету.

ОЖИДАНИЯ: в благородном гневе

РЕАЛЬНОСТЬ: зоопарк или обезьяны в космосе

Всё вечно под луной...

Большинство всегда находится в животном состоянии, и чтобы эти животные и их детёныши хоть как-то выжили, не растянули страну по кирпичику, себя и других не поубивали, разумному меньшинству необходимо о них заботиться - управлять этими глупыми недоумками, грязными чертями, внедрять им полезные навыки, усмирять и т.д. ... Объяснять им причины, вразумлять не имеет смысла, так как они по сути своей настоящие животные и понять ничего не смогут. Управляйте ими жестко и твердо, а я вас поддержу!

Русский Мир глазами иностранцев:

И снова нарисовался какой-то коррупционный скандальчик. Кто-то кого-то где-то как-то с кем-то... в общем, Костя Кулик - военный прокурор сил АТО - вовремя не поделился куда надо. И глядя в эти честные грустные глаза, и резкую морщину протёртую государственной шапкой, невольно начинаешь верить в неподдельную непогрешимость високопосадовців ЗСУ, да и не только их. 

И все они, одним миром запачканы. И грязь им поколено, тяжёлая, не вытащить и ноги. Не вылезть из тинистого плена, и каждый кто в болоте том - погиб. А мимо ты спешишь в одежде белой, запачканных стараясь обойти. Ну что же ты, святой душой и телом. Те, в грязи что, никак уж не спасти...

С такими вот друзьями и побратымами нам уже и никаких врагов не надо!

Посмотри: в лесу глубоком, за кустарником дремучим, под печальною ольхою, под плакучею берёзой, семь холмов стоят могильных, семь курганов позабытых, семь могильщиков замшелых...

В древности, врачи объясняли инфекционные заболевания влиянием внешних условий. Новые наблюдения способствовали распространению совершенно иных взглядов на болезни. Мне иногда приходится встречаться с недоумением по этому поводу. Зачем людям рубить скалы и углубляться в горы, если даже для мягких пород камня на это приходится тратить немало усилий. Особенно в условиях, когда под рукой нет и самых простейших инструментов. А время куда-то идёт, всегда неумолимо состаривая, немедленно превращая в прошлое всё то, что попадает в его безжалостный маховик истории - вещи, модное барахло, прислужников, послушников и пастухов. И всяк сверчок, знай свой шесток и это уже никому не больно. Так что же это такое, наш патриотизм? Неужели патриотизм - это последнее прибежище негодяев, религия бешеных, добродетель порочных. Или всё же это одно из наиболее глубоких чувств закреплённых веками и тысячелетиями родственных связей, впитанное с молоком своей матери, до чарующего головокружения смешанное с пьянящими запахами Отчизны, неумолимо и настойчиво проникающими в твои лёгкие с нашим пыльным воздухом, поднимаемым тяжелыми кованными сапогами... 

И снова на кладбище тишина... 

Оно похоже на все остальные, на которых мне приходилось бывать. Такое большое и многолюдное. Я встречал там многих, которых долго искал. Сколько трудностей и невзгод им пришлось пережить, но они в этом не виноваты, так уж сложилось, что на многие вещи они закрывали глаза, а другие им так и не открылись. Дождь перестал моросить вчера. Но тяжелые тучи всё ещё заволакивают небо. Смолкли птицы. Даже вороны угомонились. И только где-то там, высоко в небе, уносимые попутными порывами ветра слышатся негромкие гусиные голоса. Сбившись в стаи и подбадривая друг друга, они направляются на тёплые ласковые юга. С опытом никто не рождается, его приобретают. И формула новой жизни наполняется до предела, нет сомнений, я отчётливо это знаю. И всё же спокойствия в душе нет, в мою жизнь вторглась непривычная для меня динамика, неужели я не справлюсь со скоростью событий... Очень жаль, что впереди зима, а не весна, мне было бы легче здесь дышать, на этих огромных бескрайних просторах моей земли, благоухающей увядшей листвой и сухой некошеной травой. И всё же я пытаюсь нащупать в себе состояние перехода, и для этого заставляю себя сформулировать своё представление о той новой жизни, к которой столь жадно стремлюсь. Что она есть - эта моя новая жизнь? Благочестивая семья с твёрдыми нравственными устоями - раз. Погружение в сферу религиозных истин - два. Отречение от постылой обыденной суеты безделья - три. Что же ещё? Неужели это всё? Неужто человеку так мало надо для счастья? Сейчас, как никогда, мне нужна твёрдая почва под ногами и незыблемая определённость.