Б.Д. Греков V. Общественные отношения Киевской Руси Если общественные отношения докиевского периода нашей истории нам приходилось восстанавливать по материалам частью археологическим, частью письменным не русского происхождения и прибегать к русским письменным источникам лишь с тем, чтобы найти в них следы далекого прошлого, то общество Киевского периода может быть нами изучено по письменным источникам, рожденным самим Киевским государством. Здесь у нас не только больше уверенности в точности наших выводов, но и самые выводы значительно разностороннее и полнее.
Напомню, что эти письменные памятники вводят нас далеко не в начальный момент истории изучаемого общества, а ставят перед, общественными явлениями, имеющими за собой очень длительную историю. Древнейший памятник «Правда Русская», дошедший до нас в записи начала XI в., носит на себе следы более глубокой древности, но и эта древность весьма относительна. До внесения «Правды Русской» в Новгородскую летопись под 1016 г. мы имеем следы существования «закона русского», несомненно, совпадающего, по крайней мере в некоторых частях, с «Правдой Русской». В ней мы уже видели представителей господствующих классов, их челядь, рабов, просто, свободных, невидимому, равноправных общинников (соседская община), хотя и не прямо названных, но с неизбежностью подразумеваемых. Добавочный в ст. 1 «Правды» перечень всех общественных группировок: русин, гридин, купчина, ябетник, мечник, изгой и Словении, по-видимому, является той вставкой, которая была сделана Ярославом в 1016 г., когда он напутствовал «Правдой» возвращающихся из Киева новгородцев, помогших ему овладеть Киевским столом, всем им обещая право на 40-гривенную виру, т. е. равное право защиты жизни судом. Если мы попробуем разобраться в этих терминах, хотя и весьма спорных по существу, то придем к более или менее вероятным выводам о существовании в изучаемом нами обществе варягов и варяжской дружины, которая, как нам известно из договора с греками и из летописи, быстро и тесно связывалась с местным верхушечным слоем славянского общества; несомненно также существование купцов. И не случайно, мне кажется, вписаны в этот перечень изгой и Словении. Очень похоже на то, что они специально сюда вставлены: после перечня пяти категорий названных здесь общественных групп, поставленных рядом без всяких оговорок, идет новое «аще», за которым следует «изгой будет либо Словении». Об изгое речь будет ниже. Что касается словенина, то расшифровать этот термин очень нелегко. Несомненно, кроме национального признака, ему присущи и социальные черты. Иначе трудно понять вообще весь перечень и, в частности, сопоставление словенина с изгоем. В Лаврентьевской летописи под 907 годом говорится о походе Олега на Царьград. После благополучного окончания предприятия Олег с дружиной возвращался домой. «И вспяша русь парусы паволочиты, а словене кропивны». Здесь подчеркивается не только национальный, но и социальный признак: русь по сравнению со славянином стоит на первом месте. Но все-таки термин «Словении», поставленный в «Правде» рядом с «изгоем», этим сравнением с процитированным текстом летописи не разрешается. Мы не можем точно ответить на вопрос, кто такой «Словении» «Правды Русской». Читать |