Скандально известный живущий во Франции еврейский философ Жан-Анри Леви утверждает, что является одним их архитекторов свержения диктаторского режима Муаамара Каддафи в Ливии. В своем новом автобиографическом произведении Леви La guerre sans l'aimer (Нелюбимая война), не стесняясь, описывает свои подвиги в древней Керенаике.

Леви превратился в настоящего челнока французско-еврейской дипломатии (и шпионажа) постоянно путешествовавшим в раздираемую кровавым конфликтом страну. Его Blackberry впервые был использован для передачи точных координат колонн ливийской армии уже 21 марта, а в последний раз – во время финальной битвы за Триполи.

Еврейский философ никогда не был пацифистом, но пошел на немалый личный и профессиональный риск:

"Прежде всего, существовала непосредственная физическая опасность. Это не имеет никакого значения. Затем, следует ваше имя, ваша репутация. Третья опасность – ты против мира. Война – это жизнь и смерть. Становится ли то, что ты делаешь, причиной еще больших смертей или ты спасаешь жизни? Делаешь ли ты мир лучше или хуже? ".

С точки зрения Леви, единственным его провалом во всей ливийской истории стала попытка установить отношения между ПНС и Израилем. Один из его "контактов" в Ливии в конце мая позвонил и сказал: "Передай своим израильским друзьям, что ливийский народ более не будет к ним враждебен".

Возбудившийся еврей уже 2 июня встретился с израильским премьером Биньямином Нетаниягу. Вместе они написали обращение к ливийскому народу. В нем Нетаниягу выразил надежду на то, что "когда к власти в Ливии придет новое правительство, оно будет бороться за мир и безопасность всех народов региона". Заявление было опубликовано после встречи Нетаниягу с французским министром иностранных дел Алленом Жюппе. Оно породило взрыв возмущения в арабском мире, и ливийские мятежники тут же яростно его отвергли.

Леви понял, что допустил ужасную ошибку. Он пишет:

 "Как я мог так ошибаться? Я должен был осознать, что договоренность с израильтянами должна остаться конфиденциальной. Я впал в состояние эйфории при мысли о достижимости установления нормальных связей. Я не подумал, что из этого выйдет такой скандал ".

Несмотря на статус "героя", в душе Леви роятся сомнения и подозрения:

"Я подозрителен. Я не готов принять все то, что принесет с собой "Арабская Весна". Я поддерживаю в себе критическое настроение. Я дам вам пример: В дни, когда Джибрил заявил, что законом новой Ливии будет шариат, по всему миру прокатилась волна возмущения. Я позвонил определенным людям в Триполи, членам ПНС, и посоветовал, чтобы в правительстве не появлялись исламисты. Я не говорю, что я оказал какое-то влияние, но факт остается фактом: в правительстве нет радикальных исламистов".

Леви считает, что у Запада и Израиля не было выбора между "дьяволами, которых мы знаем" – Мубараком, Ассадом и Каддафи и пугающей неизвестностью арабской весны:

"У нас просто нет выбора. Это не роль демократии в общем и Израиля в частности решать, исчезнет тот или иной диктатор или нет. Это решают народы. Израиль может скорчиться и поддерживать диктатуру, и тем самым связать себя с ее судьбой, или он может высказать общую симпатию к признакам освобождения и демократии Как друг Израиля я сказал бы так: Может быть, все это закончится очень плохо, но мы дали этому шанс, и мы не закрыли у них перед носом дверь. Мы не можем заранее исключить вероятность того, что друзья прав человека не восторжествуют и в арабском мире. Мы должны быть готовы и к лучшему сценарию, и к худшему, но мы не должны потом кусать локти из-за того, что не дали шанса сценарию лучшему".

Леви, как и другие, ясно видит, что главной силой, выигрывающей от арабской весны являются исламисты. Он комментирует это так: "Это – знак того, что эти люди, которые были наиболее подавлены, и, в то же время, наиболее организованы, временно победили. Я не верю в то, что они выдержат испытание властью, и что народы не заменят их с той же скоростью, с которой они их к этой власти привели".